Семья кузнеца Шамахмудова в годы Великой Отечественной войны усыновила и вырастила пятнадцать детей-сирот разных национальностей, малышей, чьи родители погибли в боях за Родину. Это был подвиг простого человека и его жены, принявших на себя огромную заботу о неродных детях и ответственность за их жизнь и судьбу. По решению правительства Узбекской ССР в Ташкенте в 1982 году подвиг семьи Шамахмудовых был увековечен в бронзе.

СЕРГЕЙ СУХОВ – Недавно на площади Дружбы народов в Ташкенте разрушен монумент, символизировавший великодушие узбекского народа. Распоряжение о демонтаже знаменитого памятника отдал хоким (глава) города Абдукаххор Тухтаев. Свое решение он объяснил просто: «Находящийся рядом Дворец дружбы народов был переименован в Дворец независимости. И теперь здесь должен стоять другой символ». Были ли другие мотивы у официальных властей?
АЛЕКСАНДР РЯБИЧЕВ – Этот монумент не затрагивает ни политические, не религиозные сферы. Это был памятник узбекам, их великодушию.
С.С. – А что он собой представлял?
А.Р. – Это была композиция из 17 фигур. Кузнец с атрибутикой: наковальня, молот, и жена кузнеца. Вокруг них дети. Все с портретным сходством. Это дети из 15 республик, которые пострадали во время Великой Отечественной войны, сироты.
С.С. – Он был установлен сразу после войны?
А.Р. – Нет, он был установлен в 1982 году. Под этот памятник была одновременно сделана площадь Дружбы народов и Дворец дружбы народов по проекту архитектора. То есть памятник так был изначально спроектирован. Видно, узбекскому руководству не нужна дружба народов, ему больше нужна независимость от дружбы.
С.С. – Есть у вас какие–то сведения, как на это местный народ отреагировал? Вам эта тема близка.
А.Р. – Я вчера прочитал отклики на это дело. Они очень серьезные, народ возмущен, как узбеки, так и русские. Раньше сломали 3 из 4 его работ моего отца.
С.С. – Какие еще были памятники?
А.Р. – «Карл Маркс – Прометей» сам по себе был красивым памятником. Был еще памятник «14 туркестанских комиссаров». Это политические дела, они решили покончить с коммунизмом, с революциями.
С.С. – Во многих республиках, да и у нас сносились памятники Ленину и так далее. А чем помешал этот монумент?
А.Р. – У них свои мысли.
С.С. – А что говорит местное население? Подавали жалобы куда–то?
А.Р. – Жалобы бесполезны, там тоталитарный режим. Люди между собой стараются мягче все это обсуждать, потому что они боятся. Но есть и очень жесткие, даже нецензурные высказывания в интернете.
С.С. – Сейчас в Ташкенте много русских живет?
А.Р. – Уехали очень многие. Не знаю, сколько сейчас живет там людей. Там были хорошие заводы, предприятия, на которых работали, в основном, русские. Их делали русские. Знаменитый самолет «Антей» делался в Узбекистане. Теперь его нет и не будет никогда.
С.С. – Может быть, есть какая–то возможность, если не восстановить его, то хотя бы повлиять на ташкентские власти? Есть ведь международные организации. Кто–то должен отслеживать культурное наследие, контролировать его сохранность.
А.Р. – В России и в мире есть такие организации. Но в Средней Азии их нет. Хоким такое не мог сделать самостоятельно. Все, что делается, происходит с высочайшего соизволения. Хоким получил распоряжение.
С.С. – Но сейчас наши отношения с Узбекистаном нельзя назвать враждебными.
А.Р. – Но они и не очень хорошие. Узбекистан смотрит то на Запад, то на Россию.
С.С. – Можно назвать этот поступок вызовом России?
А.Р. – Это не вызов, это просто бескультурье. Вандализм в крови народа. В свое время памятники разрушали фашисты, варвары, коммунисты. Революции начинались со сноса памятников, со сжигания книг. Они восприняли все революции, как нечто свое.
Радиослушатель Александр Михайлович – Я считаю, что это результат информационной войны, которую ведут во всех республиках, в том числе в Узбекистане. Стараются поссорить узбеков с русскими, русских с киргизами и так далее, чтобы создать напряженность в этих странах.
С.С. – Кто может стоять за этим?
Радиослушатель Александр Михайлович – Десятки тысяч людей за границей этим занимаются. Миллиарды долларов на это тратятся. Многие годы существуют радиостанции «Свобода», «Эхо Москвы». Все идет оттуда. Секрета в этом нет.
А.Р. – Я не совсем согласен. Мне кажется, здесь смысл не в том, чтобы рассорить национальности. Это был памятник не советскому строю, а подвигу узбеков, которые воспитали сирот разных национальностей. Идеологии и религии в нем нет. Может быть, у них были свои мотивы для сноса.
С.С. – Этот памятник представлял из себя историческую или культурную ценность?
А.Р. – Как все большие памятники, он занесен в международные каталоги мировой культуры. Весь Ташкент после землетрясения 1966 года был отстроен всеми республиками. Там даже районы названы в честь тех, кто их отстроил. Районы в честь Баку, Москвы не знаю, как сейчас называются. Но это был памятник не русским. Да и сами узбеки – очень гостеприимный народ.
С.С. – Не было случаев, когда вырезались русские семьи в неспокойные годы?
А.Р. – Национализм везде крепчает. Так же вырезали разные семьи в других странах. Это не говорит о том, что узбеки плохо относятся к русским. Наоборот, ко мне в Ташкенте никогда не было плохого отношения. Может быть, есть националисты, ведь национализм происходит от неграмотности, от серости людей.
С.С. – Сейчас в Узбекистане высок процент неграмотности. Для национализма там благодатная почва.
А.Р. – Я думаю, что это просто некомпетентность и бескультурье.
С.С. – Есть одно произведение Ильи Стогова о том, как он ездил в Узбекистан. Может быть, он перегнул палку. Написано, что там очень много нищих, все за взятки, люди умирают, расстреливают друг друга аулами, кишлаками. Может такое быть?
А.Р. – Я давно там не был, но вряд ли. У меня знакомые ездили, говорят, что все нормально. Да, народ запуган, есть тоталитарный режим, поклонение одному человеку.
С.С. – В чем тоталитаризм проявляется?
А.Р. – В том, что народу до определенного времени нельзя было даже валюту иметь. Это считалось преступлением. Везде слежка, как при Ниязове. Это Средняя Азия, байство.
С.С. – У них суровые законы?
А.Р. – Да, особенно насчет воровства. Но это проявление деления на господина и рабов.
С.С. – Там очень жесткие наказания, например, за незаконный оборот наркотиков. Это чуть ли не расстрельная статья. Можно ли назвать Узбекистан местом разгула наркотрафика.
А.Р. – Это было всегда, даже 30 лет назад. Там все время курили анашу, я сам это видел.
С.С. – Мне рассказывали историю, как отдельные товарищи в горах или в деревнях занимались выращиванием наркосодержащих растений, были у них ценные плантации. Еще 30 лет назад их называли баями. Власть попыталась с этим бороться, летали вертолеты, опрыскивали все это. А товарищи хватались за автоматы и стреляли по вертолетам. И это все было в советские времена.
А.Р. – Да, такое было. Много об этом детективов написано. Там есть труднодоступные горные районы.
С.С. – Можно сказать, что они неподконтрольны никому?
А.Р. – Маковые поля в горных местах, на альпийских лугах очень хорошо растут, даже сами по себе.
С.С. – Как дикорастущие растения?
А.Р. – Да. Рядом Афганистан.
С.С. – И Таджикистан.
А.Р. – Там через пограничную реку ходят, как к себе домой.
С.С. – Наши памятники по–прежнему уничтожаются в Узбекистане и в других государствах. Последнее время Прибалтика в этом отмечается чаще других.
А.Р. – У уничтожения памятников идеологическая подоплека. Они всегда не ласково относились к России.
С.С. – Есть разные мнения, но многие считают, что памятники – наша история, разрушать их нельзя.
А.Р. – Я считаю, что памятники – это память нашего народа, его культура, история.
С.С. – В Германии стоит хоть один памятник Гитлеру?
А.Р. – Гитлеру нет.
С.С. – Почему бы его не поставить?
А.Р. – Там есть памятник Бисмарку. Памятник Муссолини есть в Италии. Если сейчас ломать все памятники, надо историю перекраивать. В Финляндии, например, памятник Александру стоит, и им очень гордятся финны.
С.С. – Не было попыток снести его?
А.Р. – Никогда. В цивилизованной стране не принято сносить памятники. К каждому памятнику, какой бы он ни был, относятся, как к своему прошлому. Если бы урода поставили, тогда, может быть, его снесли бы.
С.С. – Гитлер был жутким уродом, ужасным человеком.
А.Р. – Гитлера нельзя было оставлять, потому что он слишком много причинил горя.
С.С. – Памятник Муссолини стоит, хотя Муссолини дров наломал немало.
А.Р. – Памятник стоит и Калигуле. Он тоже дров наломал немало. Я считаю, что надо по–особенному относиться к памятникам одиозным фигурам, людям, которые отличились особой жестокостью. Хотя есть памятник Нерону, его никто не ломает.
С.С. – И пока никто не собирается ломать.
А.Р. – Он не национальный герой, но он часть истории.
С.С. – Не только в наших бывших республиках ломаются памятники, но и у нас тоже они уничтожаются. И не только с хулиганских, вандальских побуждений. Бывает, что власти уничтожают памятники, сносят, переносят. Что можно сделать с этим.
А.Р. – В свое время понаставили много всякого ужаса.
С.С. – Вы имеете в виду вождя мирового пролетариата?
А.Р. – Не только его. Есть всякие солдатики, женщины, многое из этого неприятно эстетически, оно непрофессионально. Смотришь и удивляешься, как такое можно было поставить. Я видел и уродцев–лениных. Их нельзя оставлять. Хорошие памятники, в том числе и Ленина, надо оставлять. В Венгрии стоит памятник Ленину в центре города, и его никто не собирается сносить.
С.С. – Потому что это красивый памятник.
А.Р. – Да, красивый. Там Ленин сходит с лестницы. В Трептов–парке стоит солдат. Его тоже никто не сносит, хотя это советских солдат. Немцы, в отличие от эстонцев, ценят свою историю.
С.С. – Немцы по–прежнему считают себя в долгу перед нами.
А.Р. – Они – представители цивилизации.
С.С. – Прибалтика, вроде бы, тоже часть Евросоюза.
А.Р. – После того, что там творится, я не считаю ее Европой.
С.С. – В России есть и другие проблемы с памятниками. Ленин, уродцы–солдатики – это пережитки советской власти. Но и в наше время это продолжается. Иногда стоит такое, что диву даешься.
А.Р. – Я 4 года был в комиссии по монументальной скульптуре в гордуме. Мы старались не принимать положительных решений по таким проектам, но нас не очень слушали.
С.С. – Какие аргументы они выдвигали? Говорили, что считают это красивым?
А.Р. – Говорили, что это подарок. Бюджет не платит за него.
С.С. – Раз подарок – пусть подальше стоит.
А.Р. – Мы то же самое говорили, надо это все бесполезно. Кому–то это нужно. Кто–то ставит. Это же большие деньги.
С.С. – Но ведь это общий вид города. По–моему, в Петербурге такого нет.
А.Р. – Нет такого.
С.С. – А от чего же это зависит?
А.Р. – Только от городских властей.
С.С. – Смотришь на Петербург, и ощущаешь его целостность.
А.Р. – Управление культуры тоже занимается памятниками. Естественно, что–то проходит, что–то не проходит. Все отсеивать тоже нельзя. Многие подарки идут как бы по обмену. В Ташкенте установили памятник Пушкину. Я не знаю, Пушкина тронули?
С.С. – Тронут, наверное, если еще не тронули.
А.Р. – Так вот был такой обмен поэтами. Пушкина туда, а нам их поэта, я не помню, как его зовут.
С.С. – По–моему, это был памятник Хамзе. Наверное, они посчитали его революционным поэтом, поэтому потом разгромили.
А.Р. – Их не понять.
С.С. – Может быть, нужны какие–то законодательные рычаги, выход на мировую общественность? Как–то ведь надо влиять на эти процессы. Должны ли мы стремиться к тому, чтобы защищать свои памятники, которые находятся за рубежами?
А.Р. – То, что происходит сейчас, – это не искусство, это бизнес. Памятники сейчас – это основа бизнеса.
С.С. – Что вы имеете в виду?
А.Р. – Это очень большие деньги. Причем без расценок.
С.С. – На то, чтобы установить памятник где–либо?
А.Р. – Да. Это гонорары, облагораживание, благоустройство. Поэтому сейчас даже живопись так дорого не стоит.
С.С. – А какая выгода от этого? Я сконструировал березу, хочу установить ее, например, в Узбекистане. Мне говорят: «Плати калым, дорогой!» А зачем платить? Чтобы поддержать свое имя?
А.Р. – Не только. Есть и криминальные аспекты.
С.С. – Какая связь между памятником и криминалом? Я, таким образом, влияние получу?
А.Р. – Нет. Это отмывание денег.
С.С. – И есть случаи, когда отмывают?
А.Р. – Наверное. Я просто предполагаю. Я не связан с этим делом, но, думаю, так должно быть. Это очень большие деньги.
С.С. – Что–то мы сможем защитить из нашего культурного достояния?
А.Р. – Возможно, и защитим. Но делается и много хороших памятников. Бывает, продавливается установка и плохих. Но в основном ставят хорошие памятники, у нас есть хорошие скульпторы. Наши художники на голову выше, чем художники других стран.
С.С. – Вы планируете что–то делать после разрушения памятника в Узбекистане? Подавать иски в суды, что–то еще?
А.Р. – Это не моя собственность, а государства, поэтому суда быть не может. Может быть только суд чести, я могу только осудить, народ может осудить. У них аргумент: «Нам нужен цветник вместо памятника, лучше тюльпаны посадить и нюхать их». Есть фильм об открытии этого памятника, там розы стояли, их уничтожили, наверное, на цветной металл сдали. Молот тоже украли.
С.С. – Все это делалось ночью. Разрушать ночью – это такая традиция в Узбекистане?
А.Р. – Конечно. Среди детей в памятнике были розы, целый цветник. В фильме есть эпизод, когда на открытии к памятнику подходит девочка и нюхает эти розы.
С.С. – Хочется верить, что поумнеют товарищи на местах, и больше демонтажа памятников не повторится.